В чем можно «измерить» церковь?

Религиовед Татьяна Крихтова об исследовании
российских священнослужителей

14:10, 05 МАЯ 2017
ФОТО:  Иллюстрация: Павел Бармин
Мы пообщались с религиоведом Татьяной Крихтовой о бюджете времени православного священника, фрактальной выборке и имплицитной теологии.
 
Вы давно занимаетесь исследованиями религии?
 
Да, по первому образованию я историк религии, закончила исторический факультет Белорусского государственного университета в Минске. И после второго курса решила, что мне интереснее живые верующие, а не те, которые жили когда-то давно. Диплом в итоге я написала про мессианский иудаизм, на основе полевых исследований. Я начала ездить на летние школы, нашла религиоведов в Москве и в Питере. На одной из школ узнала про Европейский университет в Санкт-Петербурге, зашла на их сайт, почитала про Сергея Анатольевича Штыркова (прим. ред. доцент факультета антропологии Европейского университета), который в итоге стал моим научным руководителем, и поняла, что мне надо поступать туда. А после сдачи вступительных экзаменов в ЕУСПб, когда надо было выбирать тему диссертации, я узнала, что Европейский как раз выиграл грант Темплтона на изучение пятидесятников в России, и решила этим заниматься.
 
О чем была ваша диссертация?
 
Я писала магистерскую про молодежное служение в пятидесятнических церквях: у меня было поле в Саратове, потом я еще ездила в Самару и делала поле в Москве. Я изучала, как молодежь приходит в такие общины, – основной вывод был в том, что важны, грубо говоря, общение и тусовка, то есть социализация. Еще, учась в ЕУСПб, я выиграла стажировку в Финляндии. Надо было предложить исследовательскую тему – я подумала, что там тоже должны быть русские пятидесятники, и решила их поискать. В итоге я начала писать об этом PhD в университете Восточной Финляндии. Примерно год после ЕУСПб ушел, чтобы туда поступить, год я проучилась там, а потом по личным обстоятельствам желательно было переехать в Москву. И мне тогда как раз предложили работать в Лаборатории «Социология религии» в ПСТГУ. PhD-диссертацию можно дописывать, не находясь в Финляндии: надо опубликовать три статьи – сейчас у меня одна опубликована, две дописаны. Когда их опубликуют, можно будет защищаться. В ПСТГУ же я в основном занимаюсь проектом «Бюджет времени православного священника».
 
Что собой представляет этот проект? Он уже завершен?
 
Нет, он еще идет. Он длится уже полтора года, но мы с 1 апреля получили финансирование еще на один год.
 
Как появился этот проект? Какие у него задачи?
 
Проект идет в рамках деятельности лаборатории «Социология религии» в ПСТГУ. Сначала это был постоянно действующий семинар, потом появилась лаборатория. Мы не являемся подразделением того или иного факультета, но неформально тесно взаимодействуем с богословским. Мы изучаем православие при помощи социологических и антропологических методов и обсуждаем это с богословами. В Лаборатории есть различные проекты: мы исследуем православные многодетные семьи, хозяйственную этику, а также активистов общины. Например, в канун Великой Субботы в 2016 году у нас был большой опрос верующих: мы изучали, кто и почему приходит в храм перед Пасхой. У нас было подготовлено тридцать тысяч анкет, из которых заполнили примерно двенадцать, что больше чем в два раза превысило запланированный отклик.
 
Проект про бюджет времени возник потому, что у богословов был практический интерес к священству: стоял вопрос, в чем можно «измерять» церковь. Что такое «вера» или «приход», не очень понятно, а священник вполне себе конкретная единица: вроде бы понятно, где он начинается и где он заканчивается. Также есть вопрос, сколько вообще нужно священников. В состав ПСТГУ входит богословский институт, где, собственно, и готовят кадры для Церкви: люди учатся в университете, слушают дополнительные курсы, проходят практику и в итоге рукополагаются, поэтому встает вопрос, как эта подготовка должна происходить. 

Как следствие, возникла идея взять священников и посмотреть, чем они занимаются целыми днями: это так называемая техника "shadowing", которая достаточно активно применяется в маркетинговых исследованиях. Идея, на самом деле, не очень новая, по крайней мере, статьи на эту тему достаточно часто встречались нам в прессе. Кроме того, мы находили западные исследования по аналогичной методике, но там не было достаточно представительной выборки. Меня же в этот проект пригласили на проведение полевых исследований.
Изображение

Иллюстрация: Павел Бармин

Сколько полевых исследований вы провели?
  
Двадцать пять, но в итоге планируем тридцать пять. У меня есть еще один коллега-теолог, который занимается имплицитной теологией, то есть, грубо говоря, теологией, которая у людей «в голове», повседневными представлениями о ней у священников, на которые они опираются в повседневной жизни. С ним вдвоем мы делали поле, ездили вместе по России. В экспедицию в Санкт-Петербург с нами также ездили двое студентов ПСТГУ: это условие внутреннего гранта. 
 
Какова география проекта, какие регионы в него вошли?
 
Я придумала термин «фрактальная выборка»: много разных священников в Москве и по несколько представителей в каждом из регионов. Вообще мы хотели покрыть всю страну – сейчас у нас не покрыто Поволжье и Русский Север (мы отделили его от Петербурга, так как это все-таки разные регионы). У нас были Сибирь, Урал, Кубань, один наш коллега был на Дальнем Востоке. Большая часть информантов – все-таки из Москвы, но в столице мы старались изучать различных священнослужителей. Наша выборка сейчас несколько сместилась в сторону молодых священников и больших городов, поэтому, поскольку мы будем работать еще год, то планируем взять более возрастных.
 
Как вообще выглядит техника "shadowing"? Вы приезжаете и живете вместе с исследуемыми?
 
Всегда по-разному. Живем в домах не у священников, но где-то недалеко: на приходах обычно всегда есть какое-то подобие гостиницы, куда селят, например, паломников. В Томске, к примеру, мы жили в хостеле неподалеку от дома священника и прихода. Там мы специально решили изучить двух священников, служащих вместе.

Договаривались в каждом регионе тоже по-разному: иногда через знакомых, иногда знали священников лично. Пару раз мы просто писали письма в епархию, и нам «определяли» священника. Правда, в таком случае часто получалось, что определяли именно того, кого хотели показать. На Кубани, например, священник был абсолютно уверен, что я приехала с проверкой из Москвы: меня возили по всем местам, которые обычно хотят показать, дети показывали мне концерты, дарили какие-то расписные пряники – в общем, я была в роли «проверяющего».
 
Каковы все-таки были цели проекта? Вы хотели создать типологию бюджетов времени?
 
Не бюджетов – священников. Изначально мы отталкивались от исследований Самуэля Близзарда, который еще в шестидесятых годах пытался построить типологию священников, используя для этого анкетный опрос. Мы исследовали священников с точки зрения ролевой теории, смотрели, есть ли у них социальные роли, как они появляются и от чего они зависят. В одной из статей мы делаем вывод, что роль появляется у священника в процессе, то есть когда он оказывается на приходе, на который его направили (или на котором он случайно оказался), он определяет особенность этого прихода как самую важную для себя, и исходя из этого выстраивает всю свою жизнь. Например, если на приходе много молодежи, то он считает, что это самое главное, то есть священник не приходит с какими-то готовыми установками, а действует ситуативно.
 
То есть ваша гипотеза подтвердилась?
 
Нет, это была не гипотеза – это было открытие! Мы думали, что есть какие-то установки, что люди, которые становятся священниками, изначально к чему-то стремятся и потом это воплощают. Оказалось, все обстоит несколько не так.
 
Основной метод изучения – это ведение полевого дневника и наблюдение? Или вы брали интервью?
 
Да, мы брали у каждого информанта два интервью: биографическое и еще одно в последний день работы с ним. Биографическое мы старались сделать расширенным, включая блоки про имплицитную теологию, взгляды на богословские вопросы и понимание, каким, с точки зрения интервьюируемого, должен быть хороший священник.
Изображение

Иллюстрация: Павел Бармин

Кажется, в ответ на вопрос о качествах хорошего священника должны были звучать в основном банальности…
 
Нет, отвечали разное. У нас об этом вышла статья в журнале «Религиоведение». Хороший священник – это священник, который говорит с людьми, священник, который молится, священник, который много работает. Все понимают свою работу по-разному.
 
Чем все-таки занят священник большую часть времени?
 
Все заняты настолько различными вещами, что возникает ощущение, что все работают в разных сферах. Например, у нас был священник в больнице – большую часть времени он ходит по палатам и исполняет требы больных. Он, конечно, служит в храме, но основная часть времени у него уходит на общение с бабушками и другими пациентами: их тоже нужно причастить, пособоровать, исповедовать. Этот священник считает, что его задача – служить непосредственно этим людям.
 
Священники, работающие на тех или иных административных должностях, жаловались на то, что нужно заполнять очень много бумаг: вместо того чтобы служить людям, они тратят большую часть своего времени на то, чтобы заполнять различные отчеты. Больше всего, наверное, от других отличался сельский священник – речь о маленьком селе на Урале. Там пятьдесят человек, из них, грубо говоря, пятнадцать ходят в церковь – остальные пьют. Он был сильно завязан на этих людей, пытался сделать из них общину и знал всех окрестных детей, даже тех, что не ходят в церковь. Кроме того, много времени у него уходит на собственный огород, который служит важным источником пропитания. Ну и, помимо этого, у него еще четыре прихода в окрестных деревнях, по которым он каждый день ездит: во вторник – в одну деревню, в среду – в другую.
 
Здесь нужно сказать, что мы изначально подходили к анализу времени в разрезе дихотомии «душепопечение – требоисполнение». Об этом много говорят в Церкви: хороший священник должен «душепопекать», то есть прежде всего общаться с прихожанами, а не «требоисполнять», то есть выполнять различные обряды, крестить, причащать, исповедовать, освящать квартиру. То есть делать все это, конечно, нужно, и часто в этом заключается основной доход священника, но в Церкви зачастую эта деятельность противопоставляется душепопечению в пользу последнего. Мы же пришли к выводу, что сами священники не видят этого противопоставления, этой дихотомии. Например, у священника с Урала, в отличие остальных, просто не было времени разговаривать с каждой жительницей деревни, с каждой бабушкой лично – они вместе с прихожанами пили чай в трапезной после службы, и он их всех вместе «душепопекал».
 
Есть ли в вашей выборке священники, которые работают с молодежью?
 
Был священник, который одновременно является директором православной школы в небольшом городе в Рязанской области, у него весь кабинет в открытках, которые ему пишут дети – видно, что они его искренне любят. Я присутствовала на одной из его встреч с учеником и его бабушкой: он очень глубоко вникает в проблемы своих учащихся, на уровне, который, как мне кажется, вряд ли возможен в обычной школе.
 
Вокруг каких критериев у вас выстраивается типология?
 
У Сэмуэля Близзарда, от работ которого мы изначально отталкивались, типология выстроена вокруг двух моментов: что священник делает большую часть своего времени и что для него важно, то есть кто он – «проповедник», «учитель», «молитвенник» и так далее. Когда мы стали пытаться «подгонять» наших священников под нее, то увидели, что это не работает: довольно сложно сказать, кто человек в каждом конкретном случае – «проповедник» или «учитель». Мы решили попытаться каждого священника назвать одним словом. Когда мы посмотрели на результат, оказалось, что мы давали им определения в контексте церковной иерархии: священник на приходе, священник в университете, священник епархиального уровня, плюс было несколько «маргиналов» – один «глобальный» священник и один «молодой». У нас получилось, что люди, давая интервью, мыслят себя скорее в контексте церковной иерархии: не то чтобы для них не важно учить или проповедовать, просто они не видят себя через это по отношению к другим.
 
Сильно ли различается образовательный уровень священнослужителей?
 
Образование у всех разное: все заканчивали разные семинарии, плюс у большинства есть еще светский диплом, который тоже может влиять на то, чем они занимаются и как себя мыслят. Например, сельский священник, о котором я говорила, по образованию – учитель русского языка, но работал потом вообще педагогом-кружководом, и видно, что в своей текущей работе с общиной он пытается это проявлять: скажем, они вместе рисуют стенгазеты. Его матушка по образованию тоже учитель, и это также заметно. Но предыдущее образование проявляется не у всех. Например, это не очень характерно для обладателей инженерных специальностей.
 
Как священников направляют в те места, где они работают? Есть какое-то распределение?
 
По-разному: кого-то действительно распределяют, кто-то идет на приход в регион, откуда он родом, кто-то во время учебы с кем-то знакомится и приходит к этому человеку, кто-то женится на дочке священника и идет служить в приход к своему тестю.
 
Каковы основные выводы вашего исследования? Вы подготовили какие-то рекомендации?
 
О рекомендациях нас пока не просили. Я бы сказала, что в священниках нужно воспитывать именно это умение приспособиться, чтобы, оказавшись на новом месте, они не боялись того, что нужно под него подстроиться. То есть, конечно, если человек хочет работать там, где он работает, это в любом случае произойдет, но умение адаптироваться определенно не помешает. Вообще мне лично было более интересно понять, почему священники такие, какие они есть, а не дать какие-то рекомендации.
 
Что касается выводов, то у нас точно будет много разных статей, будет статья антропологического плана, будет очень много поля – в теоретических статьях часто сложно бывает описать какие-то интересные наблюдения, а об этом тоже хочется рассказать. Возможно, мы в итоге издадим книгу об этом исследовании.