"Помогает мысль
О гамбургском счете"

Для меня все по-настоящему началось с получения второго высшего образования в Институте европейских культур РГГУ, где я стала дипломированным культурологом, и с аспирантуры РГГУ, где я защитила кандидатскую диссертацию, – она была посвящена исследованиям европейского кино. 

С самых первых шагов в качестве ученого я воспринимала дисциплинарные рамки как ограничение. Меня интересовали возможности междисциплинарных подходов, и моя учеба в ИЕК и аспирантуре этому очень способствовала. Там мы слушали учебные курсы ведущих исследователей из разных областей: социологию культуры читали Лев Гудков и Борис Дубин, культурологию – Ольга Вайнштейн, философию – Александр Доброхотов. Рядом был Институт высших гуманитарных исследований РГГУ, где выступали Михаил Гаспаров и Георгий Кнабе, Елеазар Мелетинский, Аарон Гуревич, производившие на молодых ученых огромное впечатление. Была возможность не только выбрать, что тебе самому интересно, но и получить представление о том, как устроена логика разных наук, какие результаты они считают значимыми, как развиваются. 

С 2003 года я работаю в Институте гуманитарных историко-теоретических исследований имени А. В. Полетаева НИУ–ВШЭ, и это, конечно, максимально способствовало закреплению междисциплинарного взгляда и накоплению соответствующего опыта. 

Сейчас у нас существует несколько центров и проводятся самые разные исследования, связанные с изучением социологии знания, истории университетов и академической культуры, риторики и культуры Ренессанса и Нового времени и т.д. Это все – бок о бок с моим Центром исследований современной культуры, где мы изучаем культуры соучастия, трансформации городской среды, популярную музыку, кино. Такая работа рядом с коллегами других специальностей дала мне бесценный опыт рефлексии научных методов, задач и возможностей разных наук. Не говоря уже о том, что в ИГИТИ мы постоянно делаем что-то вместе, ставя общие задачи и дополняя друг друга.  

Я защитила кандидатскую диссертацию по культурологии и формально да, культуролог, но предпочитаю называть себя просто исследователем, работающим в области социогуманитарного знания. Любопытно, что самоидентификация междисциплинарного исследователя очень зависит от того контекста, где он выступает. В обществе традиционных социологов я, конечно, скорее культуролог. А там, где социология почти не представлена (на филологическом круглом столе, например), я сразу окажусь социологом – просто потому, что без социологической составляющей не вижу возможности эффективно работать с культурными сюжетами. 

На факультете социальных наук НИУ–ВШЭ мы вместе с Борисом Степановым преподаем курс «Культурные практики (пост)современности в контексте теории модерна», который нацелен на то, чтобы научить социологов выстраивать собственные междисциплинарные проекты. Мы обсуждаем со студентами проблемы, актуальные в пространстве междисциплинарного социально-гуманитарного знания, и разные возможности и инструменты, которые предоставляют для исследования этих проблем культурология, социология, история, филология. Иногда в процессе разговора ловлю себя на характерных оговорках: как культуролог, я… как социологи, мы… Словом, здесь приоритетна проблема. 

Для меня это возможность быть ученым в прямом смысле слова: видеть и ставить проблемы и подбирать под их исследование необходимый методологический инструментарий. Когда ученый не скован жёсткими рамками, он может воспользоваться преимуществами разных научных дисциплин. Так же и возможность обсуждения результатов с представителями других наук представляется мне большой ценностью. В противном случае исследования становятся штампованными, узко ориентированными, а их авторы перестают видеть ограничения в области знания и мышления, которые накладывает дисциплина.

Это сложный вопрос: в конце концов, мое исследование о фанфикшн опубликовано в одном из лучших социологических журналов в России – в «Социологическом обозрении». Еще один текст о фанфикшн и меняющихся стратегиях чтения у новых поколений читателей выйдет совсем скоро в «Новом литературном обозрении». Это все в высшей степени профессиональные площадки, и мне лично тут не на что жаловаться. Но конечно, во многих случаях ученые, которые работают над оригинальными междисциплинарными исследованиями в России, сталкиваются с сопротивлением академической среды. Среда эта бывает косной и вне всякой соотнесенности с проблемой дисциплин: просто люди перестают читать на языках и следить за актуальным развитием своей науки. Ну а порой, конечно, такое сопротивление даже со стороны сильных ученых бывает связано с их нежеланием расширять теоретические и методологические рамки своей науки. 

Например, если взять собственно мое исследование любительской литературы и фанфикшн-сообществ, то оно имеет несколько направлений в рамках, условно, социологии литературы. Во-первых, я изучаю сами тексты и людей, которые их пишут. Я обращаю внимание не только на функции чтения и письма фанфикшн в целом, но и на включенность текстов фанфикшн в русскую литературную традицию, на различия между российским и западным полем фанфикшн, на социальные и литературные причины этих различий, на то, как именно в русскоязычном культурном поле функционируют фанфикшн-сообщества. Во-вторых, я исследую собственно чтение фанфикшн-читательниц, которое отсылает к разнообразным социологически важным темам, таким как образование в области литературы, роль чтения в жизни разных социальных групп, поколенческие различия применительно к чтению, гендерные различия.

Эти работы я основываю на богатом и разнообразном материале, и меня неизменно поражает, что эти тексты у нас никем не изучены, – традиционные филология и социология этим вообще не занимаются. Считают «низким» предметом, не считают нужным разбираться, продолжают говорить о сложности изучения чтения, игнорируя множественные свидетельства чтения, оставленные в интернете увлеченными и пристрастными читателями. Отмахиваются с помощью уничижительных терминов типа «паралитература» (которые устарели много лет назад и ничего не объясняют) от разнообразного, насыщенного проблемами материала. Вот это, конечно, и удивляет, и огорчает. Сразу приходит в голову аналогия с изучением массовой литературы, которой тоже мало кто занимался до поры до времени. К тому же опять намечается печальный разрыв между западной и российской наукой. На Западе, например, fan studies – яркое и активно развивающееся научное поле. В России – дай бог, чтобы несколько человек нормально занимались этими сюжетами. А молодые ученые рвутся: и хотят, и видят необходимость этим заниматься – я вижу это и на живых примерах в нашем университете, и знаю это из писем молодых коллег, много писавших мне после выхода статьи в «Социологическом обозрении». Поддержку они находят, мягко говоря, не всегда. 
Сложно ли находить финансирование на междисциплинарные проекты? 

К сожалению, в моей сфере очень сложно, потому что они не являются практически ориентированными, а значит, у них не может быть внешнего коммерческого заказчика. Но проблемы случаются и с внутренними заказчиками – организаторы науки не всегда являются учеными, не всегда могут понять, как наука все-таки содержательно устроена. А сами ученые не имеют достаточно ресурсов для организации своей деятельности. 

В нашей работе мы имеем дело с множеством административных предложений и требований, которые не являются адекватными с точки зрения научной и исследовательской логики. Классический пример тут, который знаком всем ученым: исследование было проведено, но оно не получилось, результаты отрицательные, что само по себе уже является результатом для науки. Однако с точки зрения администратора это провал, потому что было потрачено финансирование, а результат не достигнут. Когда мы пишем заявки на гранты, мы как бы обязаны предоставить этот результат изначально. Или администраторы требуют от нас при подаче заявки на исследование «научного задела», ограничивая срок публикации работ по этому «заделу» тремя последними годами. Если в течение трех лет по этой теме у тебя не было публикаций, ты не можешь получить на эту тему грант. Получается, что взять новую тему, которую ты обнаружил, считаешь перспективной, готов был бы первым разработать, ты просто не можешь, – или должен вести исследования за свой счет. Хорошо еще, если это теоретическая работа, которую можно попробовать провести самому, за своим компьютером, в перерывах между подработками. А если это поле, которое нужно финансировать? Если хорошо было бы привлечь студентов и их на этом примере поучить, вывести на самостоятельные научные проекты? Междисциплинарность в большинстве этих случаев не помогает, а усиливает сложность получения поддержки. Помогает мысль о гамбургском счете.