Социальные сети для многих стали неотъемлемой частью жизни – но что происходит со страницами людей после смерти? Мария Воловик написала магистерскую диссертацию на факультете социальных наук НИУ ВШЭ о формах выражения скорби в онлайн-среде. Она разработала скрипт для автоматического сбора и анализа материала и проследила, как родственники, друзья, а иногда и просто случайные пользователи взаимодействуют со страницами ушедших из жизни людей.
– Ваша работа называется «Виртуальные практики мемориализации в социальных сетях». Что стало объектом исследования?
– Ваша работа называется «Виртуальные практики мемориализации в социальных сетях». Что стало объектом исследования?
– Я изучала страницы умерших людей. Сначала находила их через группы скорби (группы во ВКонтакте, где размещают информацию о покойных). Потом провела автоматический отбор по социальной сети среди первого миллиона аккаунтов и в итоге нашла 181 страницу. Я анализировала записи на их стенах, смотрела, что люди оставляют в комментариях после смерти человека: как о нем вспоминают и что в принципе пишут. В итоге я изучила 67 599 комментариев.
Я рассматривала страницу умершего человека в социальной сети как некий мемориал, к которому люди приходят, чтобы вспомнить покойного. Только в соцсети мемориал создан самим умершим, то есть человека вспоминают таким, каким он был отражен в своих повседневных практиках. Люди не могут сконструировать воспоминания о нём из собственных «пазлов», что-то выкинуть, создать благоприятный образ. В зарубежных исследованиях описывался случай, когда родители, дочь которых покончила жизнь самоубийством, просили Facebook удалить некоторые провокационные предсмертные записи с её страницы. Они пытались сформировать другой образ своего умершего ребенка, но не могли, так как, заходя на страницу, видели посты, в которых их дочь выражала негативное отношение к ним, да и вообще ко всему окружению. Но в итоге Facebook пошел им навстречу.
– Записи и комментарии вы разделили на кластеры?
– Да, выделила несколько: скорбь, поздравления с Днём рождения, открытки и другие сгенерированные приложениями посты, похвала умершего, воспоминания об умершем, благодарность умершему, соболезнования. По большей части сообщения содержат стандартные фразы, которые мы произносим и в реальной жизни: «помним, любим, скорбим», «соболезную» и т. д. Также люди оставляют много стихов, но это, скорее, обезличенные стихотворения, скопированные из интернета. Интересно, что мы обнаружили очень много спама: разные приложения автоматически посылают открытки, приглашают поиграть в игру. Естественно, когда люди хотят вспомнить человека и видят всё это на стене, они испытывают крайне негативные эмоции и зачастую пишут нецензурные комментарии.
Еще любопытно, что мы находили записи от троллей. Они писали со специально созданных страниц провокационные комментарии, что-то вроде «Пони. Любят. Скайрим» (вместо «Помним. Любим. Скорбим»). Конечно, когда занимаешься такой мрачной темой несколько дней подряд, эти записи делают процесс исследования немного веселее. Но вообще я понимаю, как неприятно было родственникам, потому что эти тролли оскорбляли и религиозные чувства, писали, что умерший «не попал ни в какие лучшие места, он гниёт». Западные исследователи тоже называют это одной из основных проблем подобной публичной практики. Любой человек может всё что угодно написать, и близким людям это может быть неприятно. И во ВКонтакте сделать с этим в принципе ничего нельзя. Хотя Facebook разработал систему безопасности: у тебя есть возможность завещать страницу человеку в своём френд-листе, и он сможет писать какие-то посты на стене, обновлять статус или просто заморозить её. Во ВКонтакте всего две функции: забить на это либо попросить у администрации заморозить или удалить страницу.
ИЛЛЮСТРАЦИЯ: ПАВЕЛ БАРМИН
– Что общего между «виртуальными» и «реальными» практиками скорби? И есть ли различия?
– Они пересекаются довольно сильно, полностью отражая наши культурные паттерны и всё, что присуще физической практике погребального ритуала. Изображения свечей, цветов, икон, фотографии с черной лентой, грустная музыка – все это встречается на страницах. Но есть и интересные различия.
Например, очень часто одни и те же родственники – два, может быть, три человека, – с некоторой периодичностью обращаются к умершему так, будто он может им ответить. «Я часто перечитываю переписку с тобой…», – и так далее. Это, конечно, принципиально отличается от физических практик скорби, когда на похоронах люди общаются между собой, а не обращаются к покойному.
Ну и главные особенности онлайн-практик – это «расширение», которое нам дает интернет. Чтобы выразить скорбь, людям не нужно идти к мемориалу, которым чаще всего выступает могильная плита, не нужно идти в церковь, чтобы помолиться. Те, кто не смог присутствовать на похоронах из-за географической удаленности, также скорбели на стене пользователя, иногда напрямую говоря: как жаль, что я не смог прийти на прощание с тобой. Можно проследить и социальное «расширение»: незнакомые люди заходят к человеку и пишут, как жалко, что он умер. То есть они сочувствуют близким умершего, примеряя на себя их горе.
– Вы сравнивали российские практики мемориализации с зарубежными?
– Да, я проводила сравнение на основе двух исследований: Брайна Кэрола и Кэти Лэндри, а также Эрина Вилса и Патрика Ферручи. У нас обнаружилась довольно специфичная практика мемориализации: благодарность умершему. В зарубежных исследованиях говорится о похвале умершему, например: «Он был такой молодец, при жизни вырастил двух дочек». В российских практиках чаще выражается благодарность покойному, люди обращаются к умершему: «Спасибо тебе за то, что ты дал мне при жизни», «Спасибо тебе за мои лучшие воспоминания».
Еще один уникальный тип постов – это открытки, про которые я говорила. Они рассылаются всему френдлисту: в приложении можно выбрать функцию «разослать всем». И получается, что ты заходишь на страницу к умершему человеку, а там – «с Пасхой», «желаю хорошего Нового года», «с 23 февраля», «с Днём рождения». Это часто наблюдалось у нас и не было замечено ни в одном зарубежном исследовании.
ИЛЛЮСТРАЦИЯ: ПАВЕЛ БАРМИН
– Можете вспомнить самую неожиданную или удивительную из найденных записей?
– Вспоминается несколько страниц, не имеющих отношения к моему исследованию, на которых люди писали за умерших. Они не попали в выборку, потому что их было очень мало: три или четыре. Выглядели они как обычные страницы. Но при этом копаешься в стене и понимаешь, что человек, который пишет, умер, а делает это за него супруга, девушка, мама или брат. И ты читаешь сообщения человека, который, может быть, не очень трезво мыслит на фоне горя. Они пишут: «Я все ещё люблю тебя», «Я перечитываю наши сообщения», – но на своей стене и от лица умершего.
– Расскажите, как устроена программа, которую вы написали для исследования.
– У меня было два самых интересных этапа в работе: когда я искала первые страницы и когда мы вместе с моим другом создавали скрипт, отбирающий страницы умерших.
На базе вручную найденных страниц мы создали вектор страниц умершего человека, то есть такой файлик, в который были автоматически включены наиболее типичные для них словосочетания. Затем мы написали скрипт, который самостоятельно искал страницы покойных. С его помощью мы обрабатывали 50 000 страниц в день, из них находилось примерно 10–15, которые мы просматривали вручную, чтобы исключить ложные срабатывания. Дальше мы создали общий файлик с постами на этих страницах и провели классификацию, получив те самые кластеры: скорбь, поздравления, открытки и т. д.
В какой-то момент мы с научным руководителем хотели даже уйти в методологию и рассказать больше о ней. Данных у нас получилось много, но методологию всё равно можно было расписать гораздо интереснее. Только я побоялась делать на это ставку, потому что в университете все знали, что методологическую часть мы разрабатывали вместе с другом. Ну и смысл тогда на неё делать упор? Мне кажется, это не очень разумно было бы с точки зрения защиты.
– Вы защитили магистерскую – а что дальше? Может, планируете развить эту тему в аспирантуре?
– Когда я думаю об учебе, мне становится не очень хорошо, этот проект высосал из меня все силы. Бакалавриат я заканчивала в РГСУ, там совершенно другие требования, в Вышке все гораздо серьезнее. Плюс мне самой было интересно это исследование, поэтому вложилась я в проект полностью и без остатка, посвящала ему 7 дней в неделю, 24 часа в сутки, просыпалась ночью от новых идей. И это всё эмоционально очень напрягало. Поэтому сейчас, когда я думаю начать что-то новое, пойти в аспирантуру и ещё что-то писать, меня начинает трясти, и я понимаю, что пока что это не для меня.